Как-то я пропустил эту рубрику по итогам года. Сейчас навёрстываю.
Итак, что стало «открытием»:
— Номер один, это, конечно же, осетинские пироги (с мясом, с мясом и помидорами, с курицей и грибами, с капустой и сыром, с картошкой и сыром, с тыквой и сыром);
— Номер два — это боксти! Вау! Супер! С начинками, а лучше без.

Далее по категориям. Супы:
— Крем-суп с тыквой;
— Молочный суп с картофельными клёцками;
— Щи с кабачками;

Основные блюда:
— Стейк из мраморной говядины;
— Немецкие свекольные котлеты;
— Ризотто со спаржевой фасолью;
— Запеканка картофельная с мясом и баклажанами;
— Курица с фасолью по-осетински;
— Говядина в соевом соусе по-китайски;
— Биточки с моцареллой;
— Классический французский омлет.

Выпечка и сладкое:
— Плацинды (молдавские лепёшки) с мясом, с картошкой и зеленью, с курицей и картошкой;
— Пэрэмячи с мясом печёные;
— Сметанник (почему-о раньше я его не готовил);
— Шоколадный щербет;
— Бисквит с вареньем.

Из заготовок:
— Томаты в собственном соку;
— Новая морковная икра со сладким перцем.

А вообще, пора и мартиролог блюд вводить. Так, из моего меню практически ушли:
— Щи из квашеной капусты (их вытеснил более «продвинутый» капустняк);
— Щи зелёные — без кабачков уже «не катят»;
— Молочные супы — лапшевники, кабачки в молоке — их вытеснили молочные супы на основе татарского с овощами (картошкой, кабачками или тыквой) и лапшой. Каши тоже были изрядно потеснены этими супами, а обычные каши не идут без тыквы;
— Обычные драники (вместо них — колдуны (драники с мясом) и боксти.
О блюдах, которые были приготовлены в первый и последний раз, я, конечно же не пишу — это само собой.

Искал новый фильм Вендерса, не нашёл, зато вспомнил, что почти ничего этого режиссёра не видел. Начал смотреть раннее. «За облаками», «Съёмки в Палермо» — не смог досмотреть, ненавижу жевание чужих соплей а-ля Сокуров. Самокопание, но без грамма самоиронии («Любите не себя в искусстве, а искусство в себе!» — говорил Константин Сергеич). Самокопание — возможно, но прилюдно оно возможно только с иронией, учитесь у Вуди Аллена! А вот фильм «Отель «Миллион долларов» понравился. Юный Джереми Дэвис сыграл бесподобного психа-полудурка. Ну, а Милла Йовович и
Мэл Гибсон — как всегда неплохи. Сюжет же чем-то напоминал сразу два других: «12 обезьян» и «Мой личный штат Айдахо» — про сынков богатых родителей, прячущихся в трущобах. Да, там ещё Тим Рот был. Ровно минуту экранного времени, видимо, поэтому даже в титрах не значится. Вот так бы и с Беном Эффлеком стоило поступить, который в «Бэтмэне против Супермэна» играл… две минуты без маски. Или Джонни Депп столько же светился в кадре в «Фантастических тварях».

На этом мне пока Вендерса хватило. Прочитал рецензию о «бесподобной немецкой комедии» и поверил, решил посмотреть. «Тони Эрдман» оказался ну очень несмешной комедией. То есть история могла бы быть смешной, если бы была снята правильно, как комедия, а не как унылое говно. Снимала тётка, о тётошных проблемах. Видимо, больше жалея себя, чем снимая кино. Нельзя комедию ставить в таком сонном ритме, я даже своим актёрам это постоянно говорю. А сценарий был неплох. Обидно.

Фильмы Звягинцева побили рекорд по пребыванию в моём «запаснике» — пролежали скачанными, но непросмотренными несколько лет. А всё потому, что у меня аллергия на постсоветское кино. Как началась «перестроечная чернуха» с «Маленькой Веры», так и не остановилась. Исключения редки и только подтверждают правило: Бекмамбетов, пара фильмов Лунгина, как ни странно, пара фильмов братьев Вачовски Михалковых («Курочка Ряба» и «Цирюльник», «12»), Балабанов и Газаров. А ведь было могучее советское кино — и авторское, и качественный ширпотреб. Но это общее место — повторять фразу «Разучились снимать кино». Я вот долго думал — а почему вдруг разучились? И не придумал ничего лучшего, чем повторить марксистскую догму «Бытие определяет сознание». Бытие и в совке было мерзким, но оно было многослойным: гении не лезли в социалку и пропаганду, их традиционно берегли и позволяли снимать «нетленку». Шибко острое кино попадало на полку, но иногда и наоборот: так, рязановский «Гараж» показывали на закрытых сеансах для партактива по всей стране (как чёрную икру по спец-пайкам выдавали). Но тут случилась катастрофа и с падением совка смешалось всё в доме Облонских: кони, люди, плебс и номенклатура, гении и подмастерья в общей ситуации выживания без финансирования. Стало можно всё — и сиськи, и трах, и чернуха, и сатира без границ. В итоге случилось как с палитрой, которую смешивают неумелой рукой: вместо разнообразия спектра получился один цвет. По определению — коричневый. Другими словами, говно. Одно бесконечное унылое говно с пятьюдесятью оттенками коричневого. И уже Сокуров стал коричневым, и Лунгин, и свет наш Звягинцев тоже (про ноунейм и говорить не стоит).

В американском кинематографе есть такое понятие как «чёрное кино». «Чёрное», то есть негритянское. Это когда чёрные режиссёры снимают кино с чёрными актёрами (ведь их притесняют и почти не снимают в «белом» кино, а уж про Оскары и вообще молчим) и получаются жуткие фильмы либо с тупой чернухой про гетто, либо безбашенные комедии про большие семьи, в которых жирные родственники больше пердят, чем говорят. И вот что выясняется — наше отечественное кино, оно всё «чёрное»! И не столько от «чернухи», то есть от социально-больных тем, сколько негритянское по образу мысли и, что главное — от рабского, ущербного, самоистязающе-уничижительно-смердяковского образа себя на экране. И — что там, в гетто, что в наших фильмах — неулыбающиеся лица соотечественников, угрюмые хари людей «из народа» и брезгливо-агрессивные выражения лиц из «высшего света», который, как ни ряди его «пиково-дамско-лунгинские» костюмы, всё равно отсвечивает малиновыми пиджаками из 90-х (или ниггерскими цепями и бриолином в тех же малиновых пинжаках в американском кино)… Вот только есть одна небольшая разница: ниггерское кино к Америке — это нишевый продукт, а ниггерское кино в России — мэйнстрим. О чём это говорит? Видимо, о бытии и сознании. Не все ниггеры в Америке чувствуют себя ущемлёнными ( а потому это кино в отстойном загоне), но все русские в России чувствуют себя рабами и, видимо, поэтому снимают ниггерское кино.

Тут мне случилось услышать как в местном клубе детки решили исполнить песенку «Мемориз» из «Кошек» Ллойда Уэббера… И вроде бы ноты не перевирали, но, разрази меня гром, слышалось сиротское «На Киевском вокзале»…
Это и называется гетто. И даже не чёрное, а уныло-коричневое. Зато родное, отечественное.

Фильм от Хуана Антонио Байона, одного из режиссёров сериала «Страшные сказки». Этот тоже страшненький, но не очень, потому что типа «детский» (главный герой — ребёнок, но я бы детям показывать не стал — для них — муть кошматерная). И ещё — шибко уж душещипательная. А что нам нужно, чтобы получилось «душещипательно»? Ага, рак. Ну, в смысле, онкология. Как только нужно «пощипать» — свистим и зовём рака. У моего поколения, выросшего на брежневско-застойном вранье, лжи и пуританско-сопливых песенках о родинке и дружбе, невнятной любви к родине, партии, берёзкам и целомудренно-импотентной любви к лицам противоположного пола без всякого секса, развилась стойкая идиосинкразия ко всяческой неправде. Нас, блять, не наебёшь — мы враньё за милю чуем. У нынешнего поколения молодых, правда, теперь есть такой же шанс научиться это распознавать, но это всё благодаря межеумочно-безмозглому поколению их родителей, путинистов-патриотов 70-х и 80-х годов рождения.

Так о чём это я? Ах, да, о неправде. Неправда мне видится в том, как обычно рисуют картинку, складывающуюся вокруг того самого ракового больного — вокруг него страдающие родственники и многочисленные друзья, сопли и слюни. Это неправда. Вокруг — пугающая пустота и вакуум, в который провалились вдруг все эти родственники (мать, брат, сын), а вместе с ними — бывшие, якобы лучшие друзья и уж тем более приятели. Хорошо, если останется пара-другая людей, но это кому как повезёт. Я считаю, что мне повезло. У меня пара-другая есть. Я сейчас об этом пишу не потому что наболело (оно уже заросло), а потому что мне интересны истории как сочинителю. И мне интересны стереотипы и клише, которые складываются вокруг тех или иных тем. То есть не только истории, но истории появления этих историй. И мотивы, которые двигали людьми при их сочинении. То есть сами люди. Люди вообще очень интересные. Как объект наблюдения и как персонажи для историй о них и для них. И для меня лично интересно открытие о самом себе — что мне самому интересно эти истории преподносить в жанре комедии. Несмотря на всю подлость и мерзость человеческую, это всё может быть смешным, нужно лишь забраться повыше и включить ускоренное воспроизведение. Отстранённость помогает. По Брехту это называется «остранённость». По Ионеску — абсурд. А вообще традиция подобной «комедии» богатая — над человеческим дерьмом на театре стебались и Бомарше, и Гоголь, и Хармс, и Булгаков. И в литературе тоже корни глубокие — от Рабле и Бодлера до Твена, Кафки и Гашека, Лема, Войновича и Мамлеева с Пелевиным. С кинематографом сложнее — если комедии родом из цирка, то можно поржать над Чаплиным или Китоном, Ришаром или Гайдаем, но клоунада забывается, когда появляются Феллини и Вуди Аллен или Тарантино с Джармушем.
О чём это я опять? В фильме про монстра есть момент, когда наступает момент бунта: монстр помогает ребёнку перестать быть «невидимым», терпилой и выпустить наружу драконов, и это правильно, в определённый момент жизни. Но важен и другой момент — когда драконы сыты и можно взлететь на вершину холма и оттуда понаблюдать за потугами людишек казаться важными в их серьёзных делах.

Ведь «по большей части люди забавные. Особенно тогда, когда они об этом не догадываются.» — какой-то умный человек это сказал.

Это называется киношный голод — не знаю что посмотреть. Описание сюжета не вдохновляло, но деваться некуда — и так уже пересмотрел «Игру престолов». Мартин Фриман (хоббит и доктор Ватсон) играет обычного для себя слабака-задрота, который вдруг становится причиной массовой бойни в небольшом городке. Это первый сезон. Там ещё играл бесподобный Билли Боб Торнтон (очаровашка!). Второй сезон начался с другими актёрами (типа приквел), что весьма разочаровало. Это как с сериалом «Настоящий детектив», в котором Вуди Харрельсона и Мэттью Макконахи во втором сезоне сменил нелюбимый мной Колин Фарелл. Облом!
Впечатление от просмотра странное — вроде должно быть иронично и ностальгично, вроде как убийства должны восприниматься как у Тарантино, вот только… всё как-то серединка-наполовинку, а потому Тарантино, если и курит в сторонке, то совсем при этом не нервничает.

Сейчас от безысходности включил «Клинику» — это оригинал, с которого содрали наших «Интернов». Дерьмо полное, но мне нужно было что-то про больничку посмотреть — зачем? Кто знает, тот понимает.