В большом непровинциальном театре спектаклей было много и артистов было тоже много, и почти все они были педерасты, потому что балет. Артисток тоже было много, но только одна с грудями и большой попой. Но мужички были хилые и никто не мог её поднять. Тогда её уволили, а она всем рассказала про мужичков. И про худеньких артисток тоже рассказала. И про директора. Все долго смеялись и всем было очень весело. И все выжили. И почти ни одного артиста не пострадало. Ну, почти… Такая вот весёлая история.

В маленьком провинциальном театре спектакли посещало два-три зрителя. Их знали по именам, но однажды случилось чудо и в театре случился аншлаг, потому что про театр рассказали по телевизору. Актёры отвыкли от публики и сильно нервничали. На сцену выходили словно в первый раз, ничего не видя перед собой. И только к концу первого акта обнаружилось, что на сцене забыли поднять занавес. Зрителей в зале уже не было. После этого случая театр закрыли, а все актёры повесились. Как-то так.

Всегда слежу за этим театральным конкурсом по мере возможностей, знаком с некоторыми его лауреатами и победителями (в частности, с труппой Г. Абрамова и его спектаклем-лауреатом «Кровать», я в его театре администратором поработал). В этом году «Золотую Маску» открывает спектакль Екатеринбургского Театра Оперы и Балета, что странно. Странно, потому что в этом театре была опера (или отдельные солисты типа И. Козловского, С. Лемешева, И. Архиповой, Б. Штоколова), но балет… я перестал следить за ним после премьеры какой-то восточной сказки лет 12 назад — это был не балет, а порнография: танцоры не только роняли партнёрш при поддержках (раз пять), но и просто падали на ровном месте сами по себе. Всё остальное уже не обсуждаемо — это было за гранью вкуса, мастерства и просто за гранью добра и зла. Неужели что-то изменилось в труппе и в театре? Удивительно.

У меня в театралке было много педагогов, только по актёрскому мастерству их было трое. Чему удивляться, что были и однофамильцы. Петров, мастер курса и Петров, профессор истории русского театра. Петров Алексей и Петров Олег.
Более разных людей трудно себе и представить: Петров Алексей — народный артист России, комик по складу личности и амплуа в театре, выросший на дворовом футбольном поле рабочего квартала, пришедший в театр через пародии, Петров Олег — рафинированный эстет и потомственный интеллигент, язва и умница, историк балета и руководитель собственной балетной труппы, в которой ставили и Сапорта, и Сигалова, издававший собственный журнал… неважно.
Они ненавидели друг друга всеми фибрами души и всеми жабрами обоюдоострого классового чувства.
Петров Олег называл своего визави «футболистом», Петров Алексей своего однофамильца никак вслух не называл, потому что называть он его мог только непотребным словом на букву «П», вслух же произносил другое, на «Б», «балерун».
В какой-то момент я попал меж двух огней, отчего моё положение на курсе и в институте весьма осложнилось: один продвигал меня на Авиньонский фестиваль, другой рубил меня на конкурсе Яхонтова, один хотел, чтобы я ушёл с курса, другой организовывал фронду из педагогов, которые стояли за меня, одни мастера приводили меня в пример, главный мастер гнобил меня трояками…
Но это всё тоже неважно. Один из них, Петров-который-Олег как-то сказал одну вещь, которую я запомнил:
— Никогда не имейте дел с людьми из другого круга. Из этого ничего не получится. У них свой мир. Пролетарий или футболист может получить звание народного артиста, но артистом он никогда не станет, потому что он футболист. И думает как футболист. И ведёт себя так же. И помрёт дворнягой, даже если ошейник будет в бриллиантах.

К чему это я? Да вот смотрю я проект «Голос» и вижу дворнягу в жюри. Его выбор песен и исполнителей, его оценки… Передо мной встаёт призрак футболиста-Петрова… с фамилией Агутин на этот раз.

Копали и раскапывали, препарировали и смаковали косточки гоголевского «Ревизора» на «Культуре». Умников много было, но Филлипенко — он всех переплюнул: никакой рефлексии в высоких материях, но какие точные цитаты и… тут же — игра! Таких актёров сейчас не делают, увы. Сейчас делают пластилин для режиссёров — тупой, но податливый. А так, чтобы ещё и с мозгами… Упс! Он — отголосок старой русской школы, которая дала не только старый МХАТ с Чеховыми (Антоном и Михаилом), Мейерхольдом и Гариным, с Пляттом и Раневской…, а через Михаила Чехова — Джека Николсона и Мэрил Стрип, Дастина Хофмана и Робина Уильямса… А кто после них? А только редкие выродки, хотя человеков на планете уже 7 миллиардов и всяких кино-шоу-постановок — как грязи, и каждый вечер премьера…
Театр уходит не как жанр — есть репертуарные музеи, куда иногда приходят режиссёры и зрители, есть редкие художественные прорывы в провокациях и перформансах, случаются и проектные антрепризные чудеса, но театр умирает как мировоззрение. Объясню.
Театр начинался с элевсинских и дионисийских мистерий в Древней Греции, начинался как жуткое непотребство оргий и действ под парами наркотиков и стимуляторов (от паров лавра до сока винограда и мелодий экстатических флейт), с сопутствующим блудом и развратом, пророческим бредом и коллективным экстазом. Театр же случился тогда, когда дионисийские мистерии облагородились в формах трагедий и комедий, когда экстаз сменился поэзией, оргии — сюжетом, а похмелье — катарсисом обретённых смыслов. Именно тогда театр стал новым сказителем реальности (как летописец), но и новым исказителем реальности (как поэт). А уникальность театра была именно в том, что летописец и поэт оставляли след на бумаге (который отзывался в читателе так, как нельзя предугадать, а луччше и не стоит), а актёр создавал новую художественную реальность с собственным, авторским, вариантом её прочтения, которая рисовалась не только текстом, но и акцентами, передаваемыми через голос, интонации, усиления, подчёркивания и… актёрско-авторские парадоксы прочтения. В этом жанре появился ЖИВОЙ ЧЕЛОВЕК, которому имя АКТЁР.
Чуть позже появились РЕЖИССЁРЫ, которые заставляли АКТЁРОВ играть в оркестре и под их, авторскую, дудку, и режиссёры стали настолько влиятельными, что в какой-то момент показалось, что именно они — суть театра, а актёры — всего лишь инструменты в их всесильных руках, пластилин… но именно тогда и началось умирание театра как мировоззрения. Почему? Да потому что даже самые редкие и талантливые режиссёры НИКОГДА не признавались никому в том, что они — НИКТО без самобытных и талантливых АКТЁРОВ, а режиссёрам-ремесленникам эта мысль даже и в голову не приходила, они до сих пор считают, что смыслы создают они, а звёздные имена актёров-исполнителей нужны только для афиши и сборов.
Разговоры о том, кто важнее для театра — режиссёр или актёр ведутся уже пять сотен лет. Разговоры глупые, потому что в театре одного актёра важен только один актёр, а в театре, где актёров много — важен их, актёров, ансамбль, и только хороший режиссёр может настроить разные личности творить коллективно и в одну тему. Но именно творить, а не играть лицом. Современная же традиция плодит актёров, которые играют лицом и режиссёров, которые что-то лепят из этой массы актёрского дерьма.
Тупеющие массы, тупеющие зрелища, арт-хаус вытесняет кино, кино вытесняет театр, театр деградирует до уровня шоу. Режиссёр растворяется в запросах потребителя-зрителя, клипмейкер его побеждает по-любому, а актёр-творец может пойти и повеситься — или ждать реинкарнации великих режиссёров типа Станиславского, Чехова, Мейерхольда, потому как живущих режиссёров, ценящих актёра как актёра, единицы… на семь миллиардов двуногих потребителей и, что ещё хуже, «создателей» культур-продукта.