Жил-был человек.
Или не человек.
Потом типа умер. А вроде и нет. А вроде и да.
Но потом опять «жил-был».
Как сказать точнее, я уже не знаю. И где он жил непонятно, похоже, что везде. И ещё всегда. А уж имена…
Джирджис, он же Гиргис, он же Георгий, он же Гога, он же Гоша, он же Егорий, он же Игорь, он же Юрий.
Шерстяные по секрету рассказывают, что дядька этот никакой не бессмертный, как многие думают, просто он однажды помер, но дух его по мере надобности воплощается, то бишь во плоть вселяется, Всевышний ему эту фишку подарил. А тот и рад!
Никто и не знает сколько раз тот умирал. Но умирал он прилюдно и всегда с шумом. Иногда раз в год, а иногда и чаще. Злые языки говорили, что это он так от баб скрывался (а мужик, говорят, был ходок тот ещё, целые деревни оплодотворял!). Погуляет, бывало весной и летом, порезвится, а когда по осени бабы в деревнях уже брюхатые, он на тот свет удочки сматывал, а появлялся уже по весне, в Юрьев день, вместе с зеленью. Но злые языки, они и есть злые языки — во дни праздника Зелёного Юрия молодые парни раздевались и, зелёными ветками прикрываясь, по полям бегали и девок портили, чтобы потом на нашего Юрку всё свалить. Ну, и девки, понятно, тоже этими сказками пользовались — ну, да, в подоле принесла, так от святого же! Хотя святым его позже назвали, когда он, не славы ради, а искусства для, поумирал последовательно и за веру Христову, и за веру Мохаммадову.
Иногда, правда, перебарщивал, сдержаться не мог. Иногда измором брал. Так, во времена пророка Мухаммада (мир Ему!), отправился Джирджис (так его тогда звали) к правителю Мосула, наехал на него, нахамил, а когда тот его казнил, он воскрес и снова пришёл. Его во второй раз казнили, он снова воскрес и опять явился. В третий раз его убили, тело сожгли и пепел в Тигр бросили. Он и из пепла воскрес, и только потом севшего уже на измену правителя пожалели и истребили наконец.
Про змия, которого Юрий-Георгий якобы убивал, ничего не скажу, сам не видел, врать не буду, но один мудрый старик по секрету мне сказал, что шоу со змием Егор устраивал регулярно, а змий тот — не что иное, как его же орган, перевоплотившийся, так сказать, для сверхзадачи устрашения…
Вообще Гоша, конечно же, актёр и на публику работать любил… любит то есть. А как иначе? Он ведь представления со змием уже в новейшие времена устраивал, а дядька-то старый, Зелёного и египтяне знали, Осирисом звали, каждый год хоронили, а потом в зелени встречали, потом он Вакхом и Дионисом стал, тоже зеленью и оргиями заведовал, из дионисийских оргий и трансовых плясок театр родился, периодически в Аид спускался и в связях неразборчив был, и не только по бабам бегал… И Орфея от большой любви своим пророком сделал, и против зануды Аполлона, который был богом попсы, первые тайные общества придумал — орфики, пифагорейцы, потом и неоплатоники возникли (Софии тайно поклонялись, а не Афине-Софии как многие думают) и не только тайные знания, но и тайные практики и обряды, на трансе и вине основанные (а ещё на плюще, который лёгкий галлюциноген, и, наряду с виноградом — зелёный символ «бога»). И с тех самых пор возникло разделение на попсовый аполлонический мэйнстрим и андерграундное дионисийское искусство избранных. Театр против высокопарных гимнов, оргии и экстаз против канонов, вдохновение и откровения против рассчитанной гармонии, флейта против лиры, допинг против молитв, тайные мужские общества против государственных попсовых культов.
Шерстяные говорят, что на самом деле о Вакхе (Дионисе) греки от персов узнали, а тайные общества и в Шумере были, и жрецы Осириса тоже шерсть одевали, но я и так много болтаю, мне шерстяные по башке настучат…
Кстати, суфии сами говорят (и это не тайна), что они всегда были, что религия к учению и практике «мудрых» (любителей Софии), отношения не имеет, что философ и алхимик Роджер Бэкон в мусульманской Кордове у них учился, что Франциск Ассизский, основатель ордена францисканцев, у Авицеброна (Супеймана ибн Яхья ибн Джабриоля, еврейского суфия) учился, что тамплиеры с их шерстяным аскетизмом и Бафометом (Магометом) не столько с сарацинами воевали, сколько мудрости у дервишей набирались…
Но о чём это я?
Мы ещё с Зелёным не закончили. Да и как с ним закончишь, если он вона как наследил… А ещё его с Гермесом сравнивали — он посыльным у Всевышнего работает, к нужным смертным является и герметические послания им доносит. Многие считают, что это он, ал-Хадир, Мусу (Моисея, мир ему!) на путь истинный наставил, и что Ильяс (пророк Илья, мир ему!), который пророка Ису (Иисуса, мир ему!) крестил — тоже ипостась Зелёного…
А насчёт «зелёного змия»… вопрос тонкий, однако. Все шерстяные о вине песни слагают, хотя многие и не пьют вовсе. Но если не пьют, то зелёную травку иногда практикуют, и не удовольствия ради, а ИСС для. ИСС не знаете? Изменённые состояния сознания, они могут и дыхательными техниками достигаться, которые трансом заканчиваются. Элевсинские мистерии, дионисийские оргии, суфийские зикры, вертящиеся дервиши, которых Руми придумал — это всё из одной оперы. Да, а я не рассказывал, что Руми с Хизром Зелёным встречался? И что многие считают, что Шамсаддин Тебризи на самом деле…
Но мы ещё подумаем о чём рассказывать, а о чём не здесь… (а не то встаёт перед глазами ужасная картинка порубленного колбаской змия, которую Церетели под скульптурой Святого Георгия изобразил…)

Жил-был Дон Кихот.
На самом деле он не жил, и на самом деле не Кихот.
Поэтому начнём, пожалуй, сначала.

Жил-был Сиди Кишар, хотя некоторые и богохульствуют, утверждая, что и он тоже не жил, а его кто-то придумал, как Сервантес Кихота.
Но кто же тогда жил, если никто не жил?
Кто-то ведь жил?

Говорят, у Кишара была страшная морда, другие говорят, что морда у него была нормальная, просто имя было такое, ведь Кишара — это «страшная гримаса». И «Кишот», который Кихот — слово того же корня. Хотя кто знает какая морда была у Кихота? Только Сервантес.

Про Кишара рассказывали странные люди, которые жили в Испании, молились на арабском и назывались «шерстяными», от слова «суф», «шерсть». Они вообще много чего рассказывали, любили сказки и писали стихи, которые пели под музыку. Им потом подражали ваганты, но это было позже, и это была попса. А вот когда было «раньше», то шерстяные рассказывали сказки про человека со страшной мордой, который бился с водяными мельницами и бродил в пустынях, называя себя странствующим слугой своей возлюбленной, которой он пел песни по ночам, чем немало смущал ишаков и имамов. Никто и никогда не видел его возлюбленную, говорят, её звали «София» и ли «Сафия». Зато рядом с ним всегда видели то ли слугу, то ли прихлебателя, ещё более юродивого бродягу, которого звали Мустафа, сын Ибрахима. Иногда они пели хором, но тогда оба бывали биты жителями и прогонялись обратно в пустыню, откуда пришли. Кишар показывал обывателям страшные рожи, а Мустафа показывал такое, что и сказать нельзя.

А между собой шерстяные шептались, что эти двое не только пели, но и пили. Не только пели о вине, но и пили вино. И допивались иногда до зелёного человечка. Они называли его «Хизр», «Зелёный» и часто с ним беседовали. Как и Софию, или Сафию (разное говорят, её ещё Белой Дамой называли), этого Хизра тоже никто и никогда, кроме этих двоих, не видел. Ну, или почти никто. А кто видел, говорили, что зовут его Ал-Хадир и ходит он в зелёном плаще, живёт на земле вечно, любит животных, а людей, которым является, иногда лупит посохом, отчего те получают «хал», или «просветление», после чего начинают видеть Сафию и рассказывать сказки. Но, если честно, толку от таких было мало — они или начинали вертеться как волчки и не по делу, впадали в «ваджд» или транс с пеной у рта или прекращали молиться и уходили в степи (Почему в степи? В пустыни тоже уходили). Кто-то называл таких «каландари», кто-то — «маламати», а кто-то и вовсе — «маджнунами», психическими. Про Дон Кихота тоже говорили, что он психический, но Сервантес ничего не мог с ним поделать — с тех пор как ему в детстве ваганты рассказали про Кишара, он не мог жить спокойно, пока не написал про идальго из Ламанчи, его возлюбленную Дульсинею и верного слугу Санчо Пансу. Сервантес чуть с ума не сошёл, пока не дописал — ему снился какой-то зелёный мужик, который лупил его по голове посохом. А когда написал, то вскоре и помер. Говорят, был этому очень рад. Но кто говорит — неизвестно. Ведь помер же!

А вот Дон Кихот с тех пор жив. И его стало много. Он расселился повсюду.

Помнится, в Ялте Михаил Чехов плакался в жилетку врачу и своему дяде, Антону Павловичу, что не может спать, потому что Дон Кихот по ночам лупит его длинным копьём по голове, заставляя его сыграть. Сыграл у Станиславского, но не помогло. Антон Павлович тогда решил, что племянник болен, но ничего ему не сказал, тот потом уехал в Америку, а те, кто его, Михаила, видели на сцене, в один голос говорили, что в нём живёт чёрт, который даже форму черепа, разрез глаз и рост актёра менял… А ещё говорили, что на него другие сумасшедшие плохо повлияли — Станиславский, который практиковал йогу с медитациями и Вахтангов с Мейерхольдом со своими верчениями и трансовыми плясками… Говорят, Михаила потом с трудом из конвульсий выдирали, и пена изо рта шла… и на непонятном языке говорить начинал…

О чём это я? (продолжение следует)

Опять «Академия». Серия лекций Симона Шноля об отечественной генетике и трёх Николаях: Кольцове, Вавилове и Тимофееве-Ресовском, которых уничтожила советская власть Слушал с интересом, хотя многие вещи слышал от учеников Тимофеева-Ресовского — профессоров УрГУ Марвина и Новожёнова. Александр Марвин, в частности, рассказывал о том, как не смог пройти мимо трёхцветного кота — словил его прямо на улице и отнёс в подарок Ресовскому, который преподавал тогда на Урале в полу-ссылке. В чём подвох? Трёхцветность — признак, сцепленный с полом, а потому свойствен только кошкам. Трёхцветные же коты рождаются один на миллион, это редчайшая мутация. И именно Марвин отправил меня и ещё трёх студенток в ту дурацкую экспедицию в Висимский заповедник, о которой я рассказывал. Как же мы его костерили в тайге!
О чём это я? Шноль очень ругался на власть и Сколковские афёры, говоря о том, что без возрождения фундаментальной науки никакие сколковы не решат проблему, что уже сейчас все его ученики работают на Западе, а самый молодой его заместитель в возрасте 63 лёт, а моложе вообще никого нет (и это в МГУ!). Я очень удивился, узнав сегодня, что жив доцент Марвин… А уйдут они? Шноль так и сказал: страны не будет, если с наукой здесь ничего не изменится.

— это фильм с Ричардом Гиром, Сьюзен Сарандон и Дженифер Лопез, где бальные танцы стареющего семьянина вырывают его из рутины…
Фильмы с конкурсами (а там был конкурс танцев) вообще мне близки, а этот фильм тем более — вспоминаю свой конкурс бальных танцев, когда я, тогда ещё мешковатый студент-ботаник первого курса, вдруг стал партнёром шикарной пятикурсницы, претендовавшей на звание «мисс Универ». Не помню почему именно я — скорее всего остальные парни отказались, а единственный на факультете танцор-бальник стал партнёром конкурентки с исторического факультета. Ах, да, моя партнёрша помогала нашему курсу в постановке танцев в мини-спектакле, который мы готовили к Дню первокурсника, и я был вынужден «отработать бартер». Для конкурса мы с ней разучивали микс из джайва, ча-ча-ча и квик-степа. Для меня это всё было внове, танцами я занимался, но в глубоком детстве, и это были народные танцы, а мне было лет 10-12… А на первом курсе я всё ещё носил очки и был жутко закомплексован касательно своей внешности (это позже я похудел, начал играть в театральной студии и постепенно становился «красавчегом»), а тогда… На конкурсный танец мы выходили сразу после выступления профессиональной пары конкурентов-историков (оба они годами занимались бальными танцами и у них всё было отточено и безупречно), а я, сняв свои толстые очки, чувствовал себя деревянным мешком на площадке. Но зазвучала музыка… моя красавица-партнёрша мне улыбнулась (это я разглядел, но всё остальное плавало в тумане моей близорукости), и я подумал, что нужно быть полной скотиной, чтобы испортить её танец. И я вдруг выдал такую латиноамериканскую страсть, которую ни на одной репетиции не выказывал… Партнёрша от этого тоже загорелась и мы… мы заняли первое место, а моя партнёрша стала таки «мисс Универа»!. Тогда я, наверное, впервые словил кураж и совершенно не ожидаемое чувство восторга от воплей публики, когда мы сделали финальную «точку» на лихом развороте с книксеном!
(И тогда же, но чуть позже, я познал, что такое популярность у девушек и что такое ненависть парней :))))
А ещё чуть позже, через шесть лет, часть из которых прошла у станка в данс-классе театралки, тот самый Оливье Ганьян, что сейчас ведёт «Большие гонки», называл меня в Авиньоне «tres bon sovetic sportiff» после моих экзерсисов на данс-секции… но это была уже другая история и другой я. Точно так же, как сейчас совсем другой «я» смотрит фильм «Давайте потанцуем!» и видит в нём совсем другие смыслы… и готовится отходить ко сну, потому что завтра нужно проснуться, принять и загрузить на сеновал большую арбу сена… 🙂