Наш завхоз — моложавый дед с уральской скороговоркой в беззубом рту, но громовым голосом. Непривычному уху сложно распознать его речь, но именно полуговорящие люди обычно любят поболтать (точно так же, как люди без слуха — петь). Вчера я сказал ему: «Иваныч, тебя с третьего этажа слышно, такой голос — тебя нужно в Деды Морозы на Новый год определить, я один не справлюсь!». На что он, слегка пошамкав губами, словно что-то распробывая на вкус, ответил: «Нет, нельзя. Мне врачи запретили… пить запретили.» Придётся значит, мне в одно горло… морозить на ёлках.

Собаки — они как дети, ну, как сукины дети. Если они и хитрят, то хитрят бесхитростно, но и учатся этому легко. К примеру, мой всегда хочет жрать. А у меня есть (ну, или была) привычка вечерами «таскать» кусочки с кухни. Но если не поделиться — утонешь в собачьих слюнях. Я ж не изверг, и вот собака, переехав в дом с улицы, начала шибко толстеть. Я начал ограничивать нас в еде, но худел при этом я, а не он. Поэтому, когда пёс отлучался из дома «по надобности», я бегом бежал на кухню и чего-нибудь быстро заглатывал. Приходя домой, Блейк чуял запах и мог своим носом влезть мне в рот по гланды, поэтому ему тоже кусочек перепадал… Вскоре корреляция между выходом на улицу и получением кусочка по возвращении была установлена и… мы теперь готовы гулять хоть каждые пять минут. Теперь я не даю ему ничего после прогулки, а сам, если и успеваю что-то перехватить, то полощу рот жидкостью для полоскания и делаю честные глаза.

Есть несколько типов режиссёров по манере работы с актёрами. Любая типология ограниченна, но всё же.
Один — мозгоклюй-станиславский. Это тот, который объясняет концепцию роли, заставляет задуматься о предлагаемых обстоятельствах и истории персонажа, ставит сверхзадачу и определяет действие. Актёры редко такое понимают, поэтому результат достигается истериками «не верю», сношением мозгов и множеством дублей на репетициях. Чтобы выжить, актёры поступают инстинктивно — пробуют так или эдак и показывают варианты до тех пор, пока то, что они делают, случайным образом не совпадёт с «видением» режиссёра.
Второй — импровизатор-гротовский. Гротовского мало кто видел (как, собственно, и Станиславского), а потому это тоже полная чушь, но работает следующим образом: актёру даётся полная свобода «творить», то есть вытворять всё, что бог на душу положит, после чего режиссёр начинает понимать чего же он на самом деле хочет, чего можно ждать от актёров и на этой основе собирать спектакль. Очень хорошо работает для театра абсурда, перформанса и прочих зонгов с бубнами. Иногда, правда, актёры оказываются талантливее режиссёра и действительно находят бриллиант в куче «творческого» навоза.
Третий тип — режиссёр показывающий. Этот всё знает заранее, он деспот и не тратит время на интеллектуальные эксперименты с творческими натурами, к таковым испытаниям не готовыми, но готовыми собезьянничать. Актёрам с такими легко… как правило. Хотя есть и такие, которые сами себе станиславские или сами себе гротовские. Эта пьеса называется «Горе от ума». Но не будем о грустном. Я о весёлом. Я сам показываю. И на репетициях не раз бывало, что актёры перестают работать и пробовать за мной, они останавливаются и начинают аплодировать: вам бы весь спектакль одному сыграть, было бы здорово! Льстит, конечно, но задача заставить играть их, и простой показ часто не срабатывает, приходится искать откуда У НИХ может родиться такой же, но им присущий, а, значит, органичный, результат. И тут на помощь приходят тени отцов — Станиславского и Гротовского. Или Гротовский ещё жив? Жаль, эта собака не взяла меня к себе на стажировку, из-за национальности. Ему чистых славян подавай!